Истоки монархического правления в социальной организации первобытного общества

А. В. Серегин

Современные явления социальной жизни во многом обусловлены «генетическими» стереотипами первобытной истории человечества, занимающей огромный период времени с момента появления людей на Земле (около 3–5 млн лет назад) до образования ими первых государств (примерно в IV тыс. до н. э.).[1] Архаические механизмы коллективных и индивидуальных реакций правителей и подданных, как правило, черпают свои истоки в инстинк тивных началах дикой природы. Вследствие этого биологические законы, регулирующие иерархическое поведение стадных животных, зачастую прослеживаются в политически организованных союзах людей (государствах, партиях и т. д.). Например, популяции оленей, волков, зубров, обезьян имеют строгую вертикаль управления, базирующуюся на доминировании сильнейших особей.[2] Аналогичным образом организовывалась социальная жизнь первобытных сообществ охотников и рыболовов. Но в отличие от животных человеческие деяния посте пенно стали ограничиваться морально-религиозными предписаниями. Так, запрет инцеста смоделировал новую систему брачно-семейных и межплеменных отношений, заставив мужчин искать себе женщин на стороне, а не в своем роде.[3]

Однако на заре исторического развития первобытного общества господствовали биологические константы человеческой эволюции. Полагаем, что рассмотрение некоторых из них поможет объяснить происхождение монархического государства.

Миллионы лет борьбы за выживание толкнули целые популяции зверей, птиц, рыб, насекомых и т. д. перейти к иерархическому построению внутривидовых связей. Инстинкт самосохранения уничтожил равенство среди коллективных животных, установив жесткую пирамиду единоличного управления прайдами, стаями и стадами.[4] Природа этих метаморфоз испытала воздействие естественной агрессии диких животных, которая служит им способом замены физических стычек психологическими. В последних далеко не всегда побеждает более сильный телом или интеллектом. А тот, кто легко приходит в ярость, может долго и часто угрожать сам, оставаясь устойчивым к чужому давлению.[5] Убийство представителей своего вида в животном мире является исключением, происходящим из-за перенаселенности — ведь одним из законов биологической эволюции является принцип: «Не убивай тех, кто несет ту же генетическую информацию, что и ты».[6] Однако этот принцип нарушен в человеческом обществе, так как в силу социокультурной эволюции представители различных групп (профессиональных, родовых, национальных, религиозных и т. д.) являются носителями неодинаковой информации. «Вот почему человек, — утверждают Ю. Г. Волков и В. С. Поликарпов, — единственное среди животных существо — приобрел способность проводить войны в рамках своего вида».[7]

Таким образом, борьба за выживание, половое соперничество, стремление к самоутверждению индивидов рождают доминантную, т. е. самую агрессивную личность, подавляющую других. Она усиливает свое положение в обществе, провоцируя конфликты с соседями, терроризирует их и угнетает. Постепенно создается социальная иерархия, жесткая, но эффективная, позволяющая нескольким особям одного вида совместно охотиться и обороняться.[8] «Если доминантная личность отличается не только волей, но и умом, — пишет Т. В. Кашанина, — то возглавляемый ею коллектив способен быстро прогрессировать»,[9] расширяя ареал своего обитания.

Практически всегда твердыми, решительными, агрессивными и инициативными лидерами человеческих сообществ были мужчины. Женщины предпочитали не конкурировать в борьбе за иерархический ранг по той простой причине, что они выполняли важнейшую биологическую обязанность по воспроизводству людей. Лишь современная европейская цивилизация позволила всему «прекрасному полу» прикоснуться к скипетру государственной власти, хотя «на высшем политическом Олимпе даже сегодня мы очень редко встречаем женщин, — отмечает Т. В. Кашанина, — причем это имеет место в промышленно развитых странах (Маргарет Тетчер — в Великобритании, Хиллари Клинтон — в США и др.)».[10]

Данные факты ставят под сомнение классическую теорию матриархата, описанную Ф. Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».[11]

Кроме того, многие социальные животные не допускают доминирование самок в своих сообществах (например, зубры, олени, бизоны и т. д.). В. Р. Дольник считает матриархат ловкой выдумкой кабинетных ученых XIX в. и утверждает, что женское управление наблюдалось лишь у некоторых деградировавших племен, оказавшихся в крайне неблагоприятных условиях и зашедших в тупик исторического развития.[12] В пользу этой поз иции говорят простейшие математические расчеты. Так, один мужчина, выживший на войне, при наличии в племени десяти свободных (незамужних) женщин, теоретически через девять месяцев может удвоить количество людей в поселении; в противном же случае, если одна женщина приходится на любое количество мужчин, то максимальное число новорожденных составит всего два человека.

Следовательно, закономерно, что мифические амазонки и сарматы пали жертвами патриархальных греков и скифов.[13]

В конечном итоге матриархат не создал государственность, не устранил беспорядочные половые связи, не запретил инцест, не обеспечил воспроизводство человеческого рода и не воспитал чувство частной собственности. Его вытеснила более перспективная система социального общежития — патриархат; и лишь в далеких недоступных джунглях Африки и горах Тибета сохранились дикие поселения, находящиеся под